Хазарский словарь - Страница 29


К оглавлению

29

– Вы восславляете Троицу,– сказал каган за ужином, произнося один из тостов, – а мы единого Бога, как пишут в книгах. Почему так?

Философ на это отвечал:

– Книги проповедуют Слово и Дух. Если один оказывает тебе почести, а твое слово и твой дух не почитает, а другой же почитает всю Троицу, кто из этих двоих воздает тебе большую славу?

В ответ на это еврейский участник полемики спросил:

– Скажи тогда, как может женщина вместить в своем животе, а уж тем более родить Бога, на которого вы не можете даже смотреть?

Философ же, показав на кагана и его первого советника, ответил:

– Если кто-то скажет, что первый советник не может втереться в доверие к кагану, и он же скажет, что последний его слуга может не только это, но и оказать ему почести, то скажите, как следует назвать такого человека:сумасшедшим или разумным?

Тогда в полемику вмешались сарацины и задали Константину Философу вопрос относительно одного обычая, с которым он познакомился еще у сарацинского калифа в Самаре. Речь шла о том, что сарацины имели обыкновение изображать нечистого на наружных стенах тех домов, в которых жили христиане. На каждой христианской двери можно было увидеть лицо дьявола. И сарацины, которые уже давно пытались отравить Константина, спросили:

– Можешь ли ты, философ, понять, что это означает? А он сказал:

– Я вижу лицо демона и думаю, что здесь, в этом доме, живут христиане, а так как демоны вместе с ними жить не могут, они бегут от них наружу. А там, где таких изображений на дверях и стенах нет, они находятся внутри, вместе с людьми…

Второй христианский источник о хазарской полемике дошел до нас в сильно искаженном виде – как легенда о крещении киевлян в Х веке. За этой легендой, в которой представлен один из трех участников спора о трех религиях, а именно Константин Философ – Кирилл (хотя он жил на сотню лет раньше), можно разглядеть документ, который первоначально говорил о хазарской полемике. Если устранить позднейшие наслоения и редакции Х и более поздних веков, то сообщение о хазарской полемике могло бы выглядеть приблизительно так:

Один хазарский каган, весьма удачливый в войнах против печенегов и греков, у которых он отбил Херсонес (Керчь, что в Крыму), предался после военных испытаний спокойной мирной жизни. И он хотел иметь столько жен, сколько потерял в сражениях воинов. «У него было много жен, – говорит одна версия этой легенды, опубликованная в Венеции в 1772 году на сербском языке, – и, желая иметь жен всех вер, он не только поклонялся самым разным идолам, но и хотел, из-за своей страсти к женам и наложницам, сам исповедовать разные веры». Это стало поводом для того, чтобы самые разные чужестранцы (греки, арабы, евреи) поспешили отправить своих посланников к кагану, стремясь как можно скорее обратить его в свою веру. Несколько большего успеха по сравнению с евреями и сарацинами добился в ходе полемики, происходившей при дворе кагана – говорит этот источник, – Константин Философ, которого прислали греческие императоры. Однако каган никак не мог принять окончательного решения, он колебался до тех пор, пока не вмешалась одна его родственница, в которой можно узнать хазарскую принцессу Атех @, известную нам из третьего источника. Ее люди уговорили кагана послать их к евреям, грекам и сарацинам, чтобы на месте увидеть, что представляет собой их учение. И когда это «женское» посольство вернулось назад, христианство было рекомендовано как наиболее предпочтительная вера, а послы признались кагану, что его родственница, которой они и служили, уже давно стала христианской.

Третий источник, который свидетельствует о христианской трактовке хазарской полемики – Даубманнус, – считает, что эта новость испугала кагана. Таким образом, счастье повернулось к представителю евреев, особенно после того, как кагану стало известно, что христиане, так же как и евреи, почитают Ветхий Завет. Когда это подтвердил и Константин, каган полностью принял сторону участвовавшего в полемике романиста, который из Греции перебежал к хазарам и страстно выступал теперь за иудаизм.

– Из нас троих, толкователей снов, – сказал этот романиот кагану, – только я, раввин, не представляю опасности для хазар. Потому что за евреями не стоит калиф и его корабли с зелеными парусами или греческий василевс с крестом над своими армиями. Константин Солунский приведет за собой всадников с копьями, а я, еврейский раввин, принесу лишь талес для молитвы…

Так говорил раввин, и каган, вняв его доводам, уже совсем было решился принять его сторону, как вдруг в полемику вмешалась принцесса Атех @ и еще раз изменила ее ход. Эти решающие в хазарской полемике слова, с которыми Атех обратилась к еврейскому участнику, звучали так:

– Ты говоришь: кто жаждет богатства, пусть повернется к северу, а кто жаждет мудрости – к югу! Но почему же эти сладкие и мудрые слова ты говоришь мне здесь, на севере, вместо того чтобы на юге, в земле твоих отцов, наслаждаться Мудростью? Почему ты не идешь туда, где свет откладывает свои яйца, где века соприкасаются с веками, почему ты не пьешь там кислый дождь Мертвого моря и не целуешь песок, текущий вместо воды из иерусалимских источников косой струей, похожей на туго натянутую золотую нить? Вместо этого ты рассказываешь мне о том, что я вижу во сне темную ночь и лишь в твоей яви могу найти немного лунного света. Зачем ты говоришь мне это?

Еще одна неделя оскудела и истончилась. Она истратила свой самый торжественный день, о котором ты говоришь, что он начинается в Палестине, и который она ревниво берегла вплоть до сегодняшнего дня. Но теперь пришла и его очередь. Она отдает его неохотно, по частям. Возьми свой талес, возьми свою субботу и ступай. Ступай к Мудрости и скажи ей все, что хотел сказать мне. Там ты преуспеешь больше. Только имей в виду: тот, кто хочет захватить крепость, должен сперва захватить собственную душу…

29